Жил-был в одном селе прославленный кузнец. Уж больно он все умел
делать хорошо. Он и сошники к сохам варил, и палицы мастерил, и
середечники к телегам делал, и шины к колесам. Одним словом, был он
человек известный. Вот потому все про него и говорили:
— Кузнец! Ах, какой у нас кузнец!
И в этом селе был поп.
Попы почти всегда были грамотные, ну а он был к тому же маленько
глуповат. Пусть он учился, но все-таки он с дурью был человек.
Вот и говорит он один раз:
— Говорят все про кузнеца: «Вот кузнец — на все руки молодец. Уж
такой он мастер: и серпы делает и все. Когда ни возьми — все он там
ладит и сделает...» Ну-ка я пойду. Селом пройду и до кузнеца дойду.
Посмотрю, что там за кузнец. Что уж он больно какой прославленный.
Почему это все село стоит за него?
И пошел. Шел-шел, приходит к кузнецу. А кузнец только сошник
наварил, снял его с горна-то, на котором он палился, и на пол его
бросил, огненный-то...
Ну поп взошел — и ни здравствуй, ни прощай. Взошел, значит, и ничего
не спросил, смотрит на этот сошник и думает просебя: «Надо поглядеть».
И сразу молча берет его рукой. И обжег рукито. И бросил тут же.
Кузнец ему и говорит:
— Батюшка, прежде чем брать, нужно было спросить. Обжег вот руки-то!
Поп стоит и думает: «Я виноват и винить тут некого».
— Вот так вот, надо спросить, а потом уж и брать. Да. Ну, поп стоит и
пальцы облизывает: обжег пальцы здорово.
И вдруг вбегают два мальчика в эту кузницу. Лет по десять, им.
Подбегают они к этому сошнику и смотрят. Один посмотрел-посмотрел да
плюнул на него. Слюнка-то и закипела. Другой говорит:
— Не бери, он горячий.
Поп стоит и думает: «Два мальчика маленьких, а умнее меня. Я-то вот
опростофилился».
Постоял-постоял поп, неудобно ему. Опять ни прощай, ни до свиданья—
ушел.
Кузнец посмеялся над ним, говорит:
— Вот это поп. Хотя он и ученый, но дурак все-таки... Поп приходит
домой. Время обедать.
— Матушка, давай обедать, — говорит.
— Давай.
Матушка открывает печку, открывает заслон, вынимает суп из печки,
наливает в чашку. А поп и думает: «Суп горячий, наверное. Вот я
сейчас попробую».
Она налила ему, подала чашечку, на стол поставила.
«Прежде чем хлебнуть, я плюну. Если он закипит, то я хлебать не
буду. Значит, он горячий. Если не закипит, то он чуть тепленький».
Поп плюнул в этот суп — в чашке не закипело. Он задел целую ложку,
хватнул, и все себе во рту-то обжег. Сидит и думает: «Эх какой я все-таки дурак».
Что же делать? Опять он обмитрофанился. Ничего он жене не сказал.
Весь рот он себе обжег. Есть ему нельзя. Он и говорит:
— Я пойду лягу, отдохну. Отдохнул.
— Уже трава поспела. Надо мне траву на сено уж убирать.
А у самого и пальцы обожжены, и в роту все обожжено. Ночь прошла. Он
и говорит:
— Ну что ж, матушка, я пойду искать работника сено косить.
— А ты поешь сначала.
— Нет, я не хочу.
Не говорит он ей, что все во рту сжег!
Ушел. Ходил-ходил. Нашел где-то работника.
— Наймись ко мне, работник, сено косить.
— Ладно, найми. А сколько ты мне дашь?
— Если ты хорошо будешь работать — я тебе дам сто рублей. Если ты
плохо будешь работать, то ничего тебе не дам.
— Ну ладно, увидишь, как я буду работать. Пришли они с работником.
— Нанял я работника траву косить, — говорит он жене. — Вот поспим,
завтра, бог даст, мы встанем утречком, позавтракаем и уедем далеко,
может быть, даже на ночь.
Работник думает: «Что это поп сел поужинать, а меня даже не позвал.
Ну ладно, я уж натощак лягу».
Не дал поп работнику поужинать. Сам поел и говорит:
— Поужинали и идем спать. Ночь проспали. Наутро встали. Поп говорит:
— Ну, матушка, давай, корми нас завтраком. Уйдем рано. Пойдем на весь
день косить. Может быть, даже ночь останемся.
— Ну давайте, давайте.
Подает им матушка завтракать, наливает. Едят они. Ели-ели, съели там
все. Работник-то голодный, он все съел. Поп-то — чуть-чуть: ему ведь
нельзя, и он только холодненького маленько съел. Поели.
Поп глядит на него. Эх, дескать, много работник-то ест. И говорит:
— Душа моя, давай уж заодно пообедаем. Чем нам там останавливаться, мы
уж заодно. Работник говорит:
— Ну что ж, давай.
— Матушка, давай нам заодно уж и обедать. Матушка опять подает им. А
работник-то уж наелся. Они хлебнули одну ложку, другую. Им больше не
хочется. Ну, посидели, посидели. Поп и говорит:
— Работник, душа моя, давай заодно уж и полудневать.
— Ну что ж, давай. Пополудневали. А поп свое:
— Давай уж и поужинаем. Давай нам, матушка. Опять по ложечке хлебнули.
А больше им не хочется истают они. Работник берет свой армяк, одежду
свою и уходит.
— Ты куда, душа моя, пошел?
— Как ,куда? Поужинали, спать надо. Ты же сам говорил:
«Поужинали и идем спать».
— Ну ладно, иди. Эх как я прогадал! Ушел работник на сеновал. И проспал там до утра. Утром поп подходит « нему и говорит:
— Ну, душа моя, что будем делать?
— Не знаю.
— Ну ладно, уж косить мы не пойдем. У меня пшеница есть нажата. Давай
наймись мне пшеницу обмолотить.
— Ладно, я наймусь.
— Сколько ты возьмешь?
— Я день буду молотить — мне мешок пшеницы.
— Ну ладно, молоти. Завтра встанешь с восходом солнца или даже
пораньше и за работу. Будешь молотить до заката.
— Ладно. Встану рано и буду работать до захода. Встал утром мужик.
Взял цеп, пошел молотить. Молотил,. молотил. День проходит — никто не
приходит. Работник молотит, молотит, молотит. Работал он с восхода и
до заката солнца. Солнышко уже закатилось — поп идет.
— Что — молотишь?
— Молочу. Вот видишь, солнышко уже садится. С восхода и до захода мы с
тобой договаривались. Надо уж бросать. Видишь, уж месяц взошел.
— Это не месяц, это солнцев брат.
— Эх, это мне всю ночь придется молотить.
— А как же, раз договорились.
— Ну ладно, я буду молотить всю ночь. Мужик всю ночь молотил. Рассвело. Он говорит:
— Ну ладно, теперь уж все, я пойду за мешком. Пришел домой за мешком и
говорит своей бабе:
— Сшей большущий мешок.
Жена сшила ему такой мешок. Оя взял этот мешок и пошел.
Приходит, говорит:
— Ну, батюшка, давай мне мешок пшеницы за молотьбу. Давай.
— Ну, давай мешок, — отвечает тот. Мужик засучил мешок, держит.
Поп сыпал-сыпал ему в мешок, сыпал-сыпал. И только чуть донышко по-
крыл. И говорит:
— Мужик, это что у тебя за мешок?
— Это, батюшка, мешков брат.
— А, мешков брат. Ну, надо досыпать. Опять поп сыпал-сыпал. А работник
ему:
— Сыпь, батюшка, сыпь. Да маленько соображай: как у тебя солнцев брат,
так у меня мешков брат.
— Ой, как я прогадал! Я тут не мешок ему насыпал, а целых три мешка.
Мужик отблагодарил попа и ушел. А поп как был дураком, так и
остался. Хоша и грамотный и окончил когда-то семинарию духовную.

******************
Записал от Александры Васиьлевны Алексеевой в 1984г. Т.Ю.Ставер.
http://www.unn.ru/rus/f9/old/fond/texts/647.html